Так долго не живут [= Золото для корсиканца ] - Светлана Гончаренко

— Николаша, ты уже здесь?

Самоваров не ответил на бессмысленный вопрос.

— Чай пьёшь?

Появился второй глаз, узкое, будто стиснутое с боков личико и вся тонкая, странная, стильная (впрочем, даже это слово для неё было слишком вульгарно) фигура Аси Вердеревской.

Ася заведовала в музее отделом прикладного искусства. Это именно она, по мнению Веры Герасимовны, ничего не могла втолковать малообразованным экскурсантам. Её рассказы действительно были столь же причудливы, странны и нездешне сложны, как и сама она, как её светлый, в бог знает какие дали упёртый взгляд, как её белокурая шевелюра, в которой каждый волосок вился и искрился сам по себе. Самоваров подозревал, что именно так выглядят волосы, когда они встают дыбом от ужаса.

Ася приехала из Петербурга года четыре назад (говорят, за любовником) и была дипломированной искусствоведшей, в отличие от местной звезды Ольги Тобольцевой. Эрудиция её была обширной до бессмысленности (происходила Ася из старой профессорской семьи), но общее впечатление от неё было тем, которое характеризуется грубым определением «с приветом». Самоваров в жизни не встречал более странного существа. Мысленно он называл Асю существом: «женщина» было для неё слишком телесно, грубо и резко. Тем не менее они подружились, Ася его очень забавляла — никогда нельзя было угадать, что она сделает или скажет в следующую минуту.

Ася уселась на край дивана, скрестила стрекозиные ножки в брючках и налила себе чаю в любимую чашку с двумя китайцами. Чашка была не очень старая, гарднеровская, но походила на французскую китайщину рококо. Ася отхлебнула, постучала ногтем по золочёному ободку и устремила свой взгляд куда-то мимо Самоварова. В её приоткрытых губах, длинном подбородке, выступающих вперёд узких зубах было нечто неправильное, возникшее тогда, как выдумал для себя Самоваров, когда ладони Всевышнего стиснули с боков это лицо, и оно сделалось таким странным.

— Я всё утро сама не своя, всё об этом думаю… — заговорила Ася и тут же замолкла, унеслась мыслями в какие-то дикие эмпиреи.

Самоваров воспользовался паузой, убрал чашку и принялся за ковчежец. Он был уверен, что Ася, как и все в музее, поражена смертью Сентюрина и со своей впечатлительностью не может отделаться от воспоминаний о страшной картине, увиденной в чуланчике. Он удивился, когда Ася продолжила:

— Всё утро не могу успокоиться. Как ты думаешь, Николаша, где золото Чингисхана?

Самоваров опешил:

— Какого Чингисхана?

— Как какого? Обыкновенного. Завоевателя.

— Тебе-то он зачем?

— Значит, ты ничего не знаешь? — удивилась она. — Оленьков получил от губернатора деньги на экспедицию. Он уверен, что золото здесь, в Ишорском районе.

— Кто уверен? Губернатор?

— Не прикидывайся дурачком. — Ася укоризненно посмотрела на реставратора. — Оленьков, конечно. А губернатор дал деньги. Что-то очень много. Летом они собираются…

— Не думал, что губернатор такой осёл. Ладно, пускай он поставил памятник Кольцову, который в Нетске отродясь не бывал, зато у прощелыги Чижова в мастерской завалялась статуйка. Стоит теперь Кольцов в смирительной рубашке до пят, потому что Чижов не умеет лепить ни рук, ни ног. Но статуя — это всё-таки вещь, то есть это столько-то тонн бронзы.

Но экспедиция! Это ж деньги коту под хвост! Может, Оленьков просто выманил средства под дурацким предлогом, а потратился на ремонт перекрытий или на борьбу с грибком, который скоро у нас все стены сожрёт?

— Нет, это будет именно экспедиция, — уверенно заявила Ася. — Представь, если к нашей коллекции чегуйского золота добавится ещё Чингисханово? В И шорском районе арийская прародина, мистический центр цивилизаций. По периферии тюркские могильники, авазунская культура, стоянка Мигарева! Туда именно влечёт неудержимо мощные пассионарные потоки!

Ася разволновалась, нервно заморгала, спирали её волос вздыбились ещё круче.

— Ты станешь это отрицать? — запальчиво накинулась она на Самоварова.

Тот отложил ковчежец, потому что она схватила его за локоть.

— Ася, уймись. — Николай отодвинул от неё острые и колющие инструменты. — Какая экспедиция? Кто поедет? Оленьков, который в археологии не смыслит? Этот питекантроп Денис Богун? Баранов ведь говорил, что подобная экспедиция — бред дилетантов.

— Баранов ревнив и пристрастен.

— И потом, — подумав, добавил Николай, — насколько я знаю Чингисхана… Ну не стал бы он копить телеги тарелок и кадушки столовых ложек. Он вырос в седле! Он прошёл полмира! Эту дурацкую легенду выдумали какие-то скопидомы, которые сами всю жизнь складывали добро, а потом его зарыли. Кто видел возы золота в монгольских могилах? Монголы все проживали! Им всё надо было сегодня. Это кочевники, это не древние египтяне, не тутанхамоны. Они снимались с места и в одни сутки растворялись в степи — орда! Золото трёх веков ушло в степную пыль. Так они жили. А что твой гидравлик Оленьков смыслит в сути кочевой культуры?

Ася отстраненно хлопала золотистыми ресницами и громко глотала остывший чай. Она думала.

— Ты, возможно, прав, — наконец изрекла она. — Это похоже на авантюру. Но попробовать стоит. А вдруг…

Она поднялась, запустила тонкие пальцы в облако белокурых кудрей и плавной походкой сомнамбулы направилась к двери. Только тут Самоваров заметил на столе, возле чашки, из которой она пила, большой жёлтый конверт.

— Ася, ты тут забыла что-то! — крикнул он вдогонку.

Ася остановилась, рассеянно посмотрела не на стол, а куда-то в угол, постояла минуту, снова уселась на прежнее место, и взгляд её немного прояснился.

— Вот, совсем забыла с твоим Чингисханом, — Самоваров невольно фыркнул, — о главном. Ты знаешь, что у нас выставка грядёт?

Николай равнодушно отвернулся к ковчежцу.

— Посмотри, каталог уже готов. Чудный, по-моему.

Самоваров снова удивился, он даже застыл с кисточкой в руке. Ася извлекла из конверта довольно пухлую брошюру большого формата. Самоваров бросил кисть и принялся листать каталог. На толстых, холодящих пальцы мелованных страницах красовались главные сокровища Нетского музея. Тут было и золото из Чегуйских курганов, и серебряный киот купчихи Кисельщиковой, и коллекция безделок фирмы Фаберже, занесённая в музей сумасбродными ветрами революций и провалявшаяся в заколоченных ящиках до самой перестройки. Вещи были музейные, знакомые, текст же — на трёх языках, только не на русском, так что Самоваров ничего не понял.

— Что это такое? Что за выставка? Зарубежная? — поинтересовался он.

Ася торжествующе кивнула. У них в музее такое уже бывало. Коллекция русского авангарда, подобно ящикам с изделиями Фаберже, прозябала в запасниках полвека, а теперь уже седьмой год путешествовала по миру, принося музею доход. Значит, теперь дело дошло до Асиного отдела прикладного искусства.